Глава 1. Неверный

    Всё началось с того, что Мамору воспылал страстью к арбузам... Нет-нет! На самом деле истинная причина произошедшего возникла гораздо раньше, а именно за два года до случившихся событий, когда Мамору волей слепого рока воспылал страстью к Усаги. Она-то и явилась главной виновницей возникшей у Мамору пожизненной ненависти к арбузам... Но изложим всё по порядку.
    Необыкновенная любовь к арбузам захватила Мамору вскоре после победы Сейлор Мун над Галаксией. Трудно понять причину этой любви... Иной раз человека необъяснимым образом захватывает страсть, и он уже не видит вокруг себя ничего, кроме объекта этой страсти, живя только им и только в нём видя смысл жизни. Такой человек может совершенно потерять нравственные ориентиры и рассудочное видение обстоятельств, если они хотя бы в малейшей степени противоречат объекту его неудержимой привязанности.
    Нечто подобное и случилось с Мамору. При всей абсурдности ситуации, едва ли не каждый человек имеет похожую страсть. Объекты её могут сильно отличаться, но это никак не влияет на истинную суть проблемы. Суть же вышеизложенной проблемы никак не может не стать проблемой для близких друзей человека, страстью этой пленённого.
    Усаги была буквально взбешена отказом Мамору пойти на их очередное свидание, причём без существенных для этого причин. Мамору просто положил трубку, когда возлюбленная его попыталась досконально выяснить причину отказа. О чём она только не успела подумать в тот выходной, на который это несостоявшееся свидание было назначено! Она воображала своего Мамору с другой девушкой, отчего возмущение буквально рвало Усаги на куски. Она представляла себе ледяное безразличное лицо своего возлюбленного, непременно, по её мнению, долженствующее быть при их следующей встрече. Усаги видела себя одинокой, всеми покинутой, одряхлевшей и абсолютно нищей старухой в изорванном рубище грязно-серого цвета, одиноко сидящей где-нибудь у дороги под проливным дождём и совершенно игнорируемой всеми проходившими мимо людьми. Наконец подобные мысли, искусно растравляемые самой Усаги, довели её до полного отчаяния, и она, не в силах больше ждать, выбежала на улицу и, пылая ревностью, переходившей в откровенную ненависть к самому Мамору, бросилась со всех ног к дому своего возлюбленного. Ещё больший драматизм происходившему добавила вовсю разбушевавшаяся к этому времени гроза. Усаги страшно боялась грозы! Но внутренняя тоска, достигшая к этому времени силы, во много раз превосходившей разразившуюся грозу, гнала Усаги вперёд. Можно себе представить лицо Мамору, неожиданно увидевшего на пороге своего дома до боли знакомую девушку, глядящую на него весьма специфическим взглядом, и которой по всем законам логики здесь никак не должно было быть в это время. Усагин взгляд вопрошал:
    – За что, Мамору?! – и ещё, – Ну, и кто ты после этого?!
    Мамору, естественно, тут же сообразил, что он чем-то провинился и что сидит теперь на бочке с порохом. Мамору знал способность своей подруги изредка выходить из себя от самой несущественной причины.
    – Что случилось, Усаги? – осторожно спросил он. Но возлюбленную уже было не остановить. Усаги резким движением распахнула бывшую до этого полуоткрытой входную дверь и быстрыми шагами проникла внутрь квартиры Мамору. Она словно кого-то искала, заглядывая во все углы и напряжённо всматриваясь в обстановку комнаты.
    – Где она? – Усаги тяжело дышала, – Я спрашиваю, где она?! Ты что, глухой?!
    Мамору в недоумении посмотрел на свою возлюбленную.
    – Кто, «она»? – в его голосе была ещё большая осторожность.
    Усаги не отвечала. Она сама не знала, кем должна была быть эта «она», но внутренняя тоска настолько успела разъесть её душу, что душа эта болела без видимой причины, сама по себе. Усаги тяжело опустилась на диван, закрыла руками лицо и заплакала. Мамору не знал, что делать, так как ему не были известны причины столь странного поведения Усаги. Но и стоять безучастно он тоже не мог, видя, как его возлюбленная обливается слезами. Мамору тихо подошёл к Усаги и попытался её обнять. Усаги вздрогнула, и слова утешения замерли на губах Мамору, когда он увидел её глаза.
    – Почему ты не пошёл со мной на свидание?.. – голос Усаги дрожал, – Ты меня больше не любишь? – в этот миг рыдания снова накатили на неё, и она отвернулась.
    Наконец до Мамору стал понемногу доходить смысл происходившего. Но он никак не мог понять, почему отказ пойти на одно-единственное свидание вызвал у Усаги такой всплеск эмоций.
    – Видишь ли, – тихо начал Мамору (Усаги при этих словах вся напряглась), – синоптики предсказали на сегодня грозу, и...
    –  И?! – широко открытые глаза Усаги пристально смотрели на Мамору.      
    Мамору смутился.
    –  И всё.
    – Как?! – Усаги побледнела. Она явно не поверила достаточности названной причины.
    Мамору замер в нерешительности. Он явно что-то скрывал, и Усаги не могла этого не почувствовать.
    – Прощай, Мамору... – Усаги встала и подошла к окну. Квартира Мамору находилась на пятом этаже.
    – Усаги, что ты?! – Мамору побледнел от неожиданности. Он никак не мог понять сложившейся ситуации.
    – Если ты меня больше не любишь, я не хочу жить... – Усаги резким движением распахнула окно. В комнату ворвался порыв холодного ветра, от которого всё вокруг зашевелилось. За окном грохотал гром, и сверкали пучки молний, теперь как будто проникшие в комнату вместе с сильными струями ледяного дождя. Мамору совершенно оторопел. Он в ужасе бросился к своей возлюбленной: до него наконец-то дошёл весь драматизм сложившейся ситуации.
    – Усаги, остановись, ты меня неправильно поняла!! Я люблю тебя, Усаги!
    Усаги, было, обернулась и замерла в нерешительности. В этот же миг буквально подлетевший к окну Мамору быстро захлопнул его, закрыв для верности на задвижку. Только после этого он немного успокоился.
    – Усаги! Сейчас ты мне немедленно расскажешь, что с тобой произошло, – в голосе Мамору чувствовался испуг, смешанный с раздражением. Но Усаги молчала. Мамору удивлённо посмотрел на неё. Прошло несколько минут.
    – Мамору... – в голосе Усаги слышалась надежда, – ты меня действительно любишь?
    Мамору оптимистично посчитал, что буря миновала, и несказанно этому обрадовался.
     – Конечно! Я же сказал. И всегда так говорил...
    – Тогда почему ты отказался пойти со мной на свидание? Почему ты положил трубку, когда я спрашивала тебя о причинах отказа? И почему ты теперь краснеешь?!! – в голосе Усаги снова послышалась нота горького раздражения.
    – Усаги... – начал, было, Мамору, но тут же замолчал. Ему определённо не хотелось говорить того, что возлюбленная от него требовала, – видишь ли... я уже больше полутора месяцев испытываю необычайное влечение к арбузам...
    Усаги удивлённо посмотрела на густо покрасневшего Мамору. Он был в страшном смущении, словно признавался в величайшем грехе в своей жизни.
    – Я, видишь ли... не знаю, откуда у меня это началось... Но... Я завишу от арбузов так, как наркоман зависит от наркотиков, и ем их один за другим, не в силах остановиться!
    Последнюю фразу Мамору буквально выдавил из себя. Она далась ему с величайшим трудом, как даётся признание преступнику, раскаявшемуся в своём преступлении, но знающему, что за этот донос на себя ему грозит серьёзное наказание. Усаги с немалым удивлением посмотрела на своего возлюбленного и горько усмехнулась.
    – И ты не пошёл на наше свидание только потому, что не мог оторваться от своего арбуза? – в голосе Усаги презрение смешалось с недоверием.
    – Да... на самом деле всё было именно так... Но посуди: вчера к нам завезли совершенно новый, недавно выведенный сорт арбуза – чудо, а не сорт! Ты даже не представляешь, какой он на вкус!..
    Усаги молча поднялась и решительными шагами направилась на кухню. Мамору последовал за ней. Посреди кухни высилась гора арбузов.
    – Знаешь, Усаги, я ведь непременно хотел попробовать этот сорт... А он быстро портится, и я боялся не успеть... Ты ведь простишь меня? – Мамору был похож на ребёнка, разбившего дорогую вазу и старательно надеявшегося, что добрая мама сжалится над ним, и что ему не влетит.
    Усаги же, не слушая своего возлюбленного, молча подошла к окну, растворила его и стала с необыкновенным остервенением сбрасывать тяжёлые арбузы с пятого этажа. В этот момент она не задумывалась о том, что снизу могли быть люди, но, к счастью для неё (и для них!), людей там в этот раз не оказалось. Мамору объял ужас. Он замер и чуть не упал в обморок от вида совершавшегося перед ним беззакония. Усаги даже не смотрела в его сторону, и куча арбузов на полу постепенно редела.
    – Остановись, что ты делаешь?!! – отчаянию Мамору не было предела, – это же лучший сорт! Они же стоят бешеных денег!! Пощади!!!
    Но жестокая Усаги не слушала отчаянных воплей своего возлюбленного. Когда же возлюбленный попытался остановить её силой, он вновь увидел тот незабываемый взгляд, что был брошен в его сторону Усаги, готовой выброситься из окна. Мгновенно поняв предъявленный ему ультиматум, Мамору бессильно опустил руки. Тут уж ничего нельзя было сделать...
    Наконец девушка закончила свои зверства и пристально посмотрела на него.
    – И если подобное ещё раз повторится, то даю честное слово, что отправлю тебя вслед за этими арбузами! – глаза Усаги сверкнули. Мамору попятился. Он никогда не видел её такой. Прошло минут десять, прежде чем Усаги покинула квартиру Мамору, и всё это время он стоял как парализованный. Его била дрожь. Когда же Усаги наконец ушла, он тяжело опустился на диван.
    – Мои арбузы... – думал он, – зачем же так жестоко... Она хочет, чтобы я её любил... А сама-то меня любит?! – взгляд его упал слева от дивана, и крик радости раздался в душе Мамору: перед ним лежал чудом уцелевший десятикилограммовый арбуз того самого нового и дорогого сорта. Мамору был счастлив! Он вскочил с дивана, как человек, очнувшийся после тяжёлой болезни, и так же, как этот человек, чуть не упал при первой попытке встать. Подняв арбуз, Мамору крепко прижал его к груди и закружился в танце, сделав по комнате несколько па. Однако, выглянув вдруг в окно, он заметил девушку со светло-русой косой, торопливо возвращавшуюся к его дому. Мамору не на шутку перепугался! Он вскочил как ошпаренный и начал метаться по комнате, не зная, куда ему спрятать чудом выживший арбуз. Наконец последний был укрыт в глубине шифоньера под слоями тряпок и старой одежды.
    В дверь позвонили. Мамору вздрогнул, хоть и ожидал этого звонка с минуты на минуту. Быстро, однако, оправившись, он подошёл к двери, довольный, что всё-таки успел укрыть вожделенный райский плод от посторонних глаз. На пороге стояла Усаги, красная от стыда и с опущенными глазами.
    – Мамору, – произнесла она полушёпотом, – прости меня... Я вела себя, как ревнивая и эгоистичная дура! – на глазах у Усаги были слёзы, – Я знаю, что не стою тебя и никогда не стоила... И если ты теперь прогонишь меня, то поступишь справедливо... Я уйду, потому что знаю: глупость моя и несдержанность могут принести тебе много зла...
    Мамору был потрясён.
    – Усаги! Что ты такое говоришь?! Разве я сердился на тебя когда-нибудь? Разве возможно держать зло на такого святого человека, как ты?!
    Усаги подняла свои большие голубые глаза на светящееся счастьем лицо Мамору и с криком радости бросилась к нему на шею. После этого влюблённых ещё долго можно было видеть неподвижно стоящими на лестничной площадке перед открытой дверью квартиры Мамору.